Иноуэ Хисаси - Жизнь с отцом [=Радуги над Хиросимой]

Мицуэ. Исстари наш город Хиросима славился как город обильных вод. Здесь протекают семь рек, а за городом, на севере, они сливаются и образуют реку Оота. Когда-то я, вместе с подругами с филологической кафедры своего института, часто отправлялась по деревням и поселкам, которые стоят по берегам этой реки. Я собирала старые сказки и легенды, передаваемые из поколения в поколение в тех краях. Мне и моим подругам очень нравились эти путешествия. Но, откровенно говоря, еще нас привлекали всевозможные яства, которыми нас потчевали местные жители. Мисо-суп с устрицами, плов с грибами, картофельное желе в соевой пасте — ух, как все было вкусно! Именно в предвкушении угощения мы старательно собирали сказки. Сейчас я расскажу вам одну из них. Тогда, кажется, нас угостили печеной форелью. (Откашливается.) Итак, ребята, в горах, неподалеку от реки Оота, жили-были дедушка и бабушка. Дедушка был жадный и ленивый. Никак не хотел дед работать! Поэтому бабушке приходилось делать все за двоих — и стирать, и дрова рубить, и форель печь. Так и жили они — бедно и скучно. Однажды пошла бабушка ловить форель. Захотелось ей пить — горло пересохло. Зачерпнула она речной водички, сделала один глоток… и, представляете, что случилось? Разом исчезли все морщинки с лица. Сделала второй глоток — и сразу выпрямилась поясница. Сделала третий глоток — и помолодела она, превратилась в прекрасную женщину ослепительной красоты. Вернулась домой, дедушка увидел ее, закричал: «Как это несправедливо — только тебе молодеть! Я тоже пойду, напьюсь речной воды, и стану молодцем удалым еще краше тебя!». Выбежал дедушка из дому. Ждала его жена до поздней ночи, но дедушка так и не вернулся…

Внезапно из кухни доносится звук — что-то трут в глиняной плошке. Это Такэдзо в фартуке трет мелкую сушеную рыбку. Время от времени он отмахивается от комаров веером.

Мицуэ. Папочка?

Такэдзо. Привет! Какая жара стоит вот уже который день!

Мицуэ. Ты, оказывается, был здесь?

Такэдзо. А как же? Кстати, мы с тобой не виделись со вчерашнего вечера.

Мицуэ. Папочка, ты не можешь потише? Эти звуки меня отвлекают и мешают репетировать. (Заходит на кухню и включает свет.) Что ты готовишь?

Такэдзо. Разумеется, сушеные мелкие рыбки в соевой пасте. Смотри, как они аппетитно выглядят.

Мицуэ. Странно… как ты догадался, что я собираюсь приготовить сушеные рыбки, тертые в соевой пасте?

Такэдзо. Как не догадаться, когда они здесь лежат — и рыбки и соевая паста.

Мицуэ. (молча стоит, любуется)

Такэдзо. А теперь надо посолить.

Такэдзо перекладывает соевую пасту из пиалы в глиняную плошку и трет.

Такэдзо. И еще следовало бы добавить мелко нарезанный красный перец. (обращаясь к Мицуэ.) Перец, перец!

Мицуэ берет из блюдца красный перец и кладет в глиняную плошку. Такэдзо все умело размешивает.

Такэдзо. Готово! Сушеные рыбки в соевой пасте — фирменное блюдо гостиницы Фукуёсия.

Мицуэ (пробует). Да, неплохо.

Такэдзо. Видишь, мое мастерство еще на высоте… А чем закончилась твоя сказка? Что стало с жадным дедушкой?

Мицуэ (кивая головой). Дедушка не вернулся домой и поздней ночью. Забеспокойлась его жена и отправилась с фонарём в руках на берег реки. Там она нашла младенца, который рыдал во весь голос. Младенец выглядел очень жадным.

Такэдзо. Слишком элегантный конец. Современным детям, наверное, неинтересно.

Мицуэ. Не надо чрезмерно угождать детям.

Такэдзо. Но, все-таки, чем интереснее, тем лучше. Предлагаю внести такое изменение. Дедушка так и не вернулся к ночи. Бабушка забеспокоилась, и пошла встречать его с факелом в руках… На берегу реки ей не удалось найти дедушку; она обнаружила там только его искусственные зубы.

Мицуэ. (молчит и не реагирует).

Такэдзо (удивляется отсутствию реакции). Так как дедушка был жадным, то выпил слишком много зачарованной воды и, в результате, так помолодел, что стал моложе грудного младенца и исчез…

Мицуэ. Я все хорошо поняла.

Такэдзо. Мой финал смешнее твоего.

Мицуэ (кричит). Папочка, нельзя искажать древнюю сказку! Мы должны передавать следующему поколению сказки и легенды такими, какими их передали нам! Таков принцип кружка старинных сказок Хиросимского женского института!

Такэдзо. Шесть лет тому назад главный инспектор префектуры резко критиковал этот твой кружок. «Сейчас военное время, — говорил он, — и в чрезвычайной обстановке изучение старых сказок не имеет ни какого смысла. Если вы располагаете свободным временем, работайте лучше на заводах и фабриках!». Вас ругали-ругали, а в 42-ом году кружок и вовсе распустили.

Мицуэ. Тем ни менее принципы и дух нашего кружка и сейчас живут в моей душе.

Такэдзо…Сегодня, во время обеденного перерыва, ты настаивала на этом и спорила с Киносита-сан.

Мицуэ. Это был не спор, а дискуссия.

Такэдзо. Разве? В сосновой роще на горе Хидзи прохладно, и там очень приятно подремать после обеда. Многие люди, мечтавшие об этом, повскакивали со своих мест, испугавшись твоего громкого голоса.

Мицуэ. В любом случае это была дискуссия.

Мицуэ возвращается в спальню и начинает заучивать наизусть текст сказки. Такэдзо раскладывает приготовленную им еду в две фарфоровые пиалы с крышками.

Такэдзо. Киносита-сан стал так глубоко заниматься изучением атомного взрыва после того, как впервые увидел черепицу, побывавшую в ядерном огне?

Мицуэ. Да, именно так он и говорил.

Такэдзо. В тот год в конце августа он решил ненадолго вернуться на свою родину в префектуре Иватэ, а по дороге из Куре заехал в Хиросиму. И до самого отправления поезда бродил по сожженой равнине. Наступил полдень. Киносита-сан сел прямо на землю, на то самое место, где раньше стоял синтоистский храм Оотэмати. Он хотел позавтракать, но почувствовал боль в ягодицах. Через великолепные офицерские брюки что-то остро кололо, словно миллион иголок…

Мицуэ. Да, он сел на черепицу, перенёсшую атомный взрыв.

Такэдзо. Он внимательно рассмотрел черепицу. Оказалось, что ее поверхность сплошь покрыта иголками, направленными в одну сторону. Поверхность растаяла, расплавилась и превратилась в тысячи иголок… «Какая страшная бомба! Что же это такое?! Что происходило там, в самом центре высокотемпературного пламени? Я обязан узнать это,» — такими мыслями был охвачен Киносита-сан, и по дороге на вокзал собирал поврежденные черепицы.

Мицуэ. Да, да, он так и рассказывал.

Такэдзо. Сегодня ты согласилась сохранить образчик такой черепицы для Киносита-сан и принесла его домой.

Мицуэ берет с верхней полки книжного шкафа завернутый в платок предмет.

Мицуэ. Я вовсе не соглашалась брать это на хранение. Просто Киносита-сан вручил мне сверток и ушел.

Такэдзо берет сверток, кладет на столик и разворачивает его. Внутри — картонная коробка из-под конфет. Такэдзо открывает коробку. В ней — черепица, расплавленные плафоны и несколько осколков стекла.

Мицуэ (достает из коробки осколки, говорит с усилием). Это стеклянные осколки, извлеченные из тела погибшего человека…

Такэдзо. …Какая жестокость!

Мицуэ. А это — черепица после взрыва.

Такэдзо. …Какая колючая!

Мицуэ. Расплавившиеся в высокой температуре стеклянные плафоны.

Такэдзо. …Какой ужас!

Мицуэ. У Киносита-сан есть еще несколько десятков стеклянных бутылок, такие же, как эти пузыри. Кроме того, в его коллекции есть каменный фонарь, поверхность которого оплавилась; большие часы, в них тень от стрелки отпечаталась на циферблате… Владелец дома, в котором Киносита-сан снимает комнату, негодует и собирается выгнать его, хотя не прошло и месяца с тех пор, как Киносита-сан стал жить там.

Такэдзо. Неужели?

Мицуэ (кивая). Каждый раз, когда он возвращается домой с новыми страшными находками, хозяйка выговаривает ему: «Какую еще гадость вы принесли в наш дом! Скоро пол не выдержит этой тяжести и сломается. Надо потребовать с вас дополнительную плату!». И еще много других мерзостей говорит. А позавчера, когда он принес целый ящик черепиц, ужин ему подали намного хуже, чем раньше. Риса было очень мало, и суп был жидковат.